Закрой глаза – открой рот: кто и как Польше Фемиду подменяет. Открой рот, закрой глаза

В волшебном мире Голливуда поцелуй имеет сакральное значение - обрамленное романтическим саундтреком и обернутое интимным полумраком соединение губ двух влюбленных означает кульминацию их движения друг к другу. Порой такой поцелуй становится центральной композицией всей огромной картины… Но сейчас мы не об этом. Далеко не каждый поцелуй в кино прекрасен, и дело не только в том, что мастера хорроров любят добавить к сцене крови и грязи, а в подростковых ромкомах молодежь смешно закатывает глаза. Некоторые поцелуи в кино вызывают почти физическое отторжение из-за того, что они не то, чем кажутся. Мы выбрали для вас одиннадцать наиболее отвратительных сцен с поцелуями, на которых хочется закрыть глаза даже при просмотре любимого фильма.

Купить
билет

Люк и Лея

Кадр из фильма "Звездные войны: эпизод V - Империя наносит ответный удар "

Черт, Джордж , зачем? Что мы сделали тебе, зачем ты так с нами? Пока суровый Хан Соло ревностно кусает губы, Лея неожиданно для многих впивается жадным поцелуем в сидящего рядом Скайукера. Ох, этот поцелуй был слишком затяжным даже для обычной пары, а для брата с сестрой - просто какой-то невыносимо протяженный. А на лицо Хэмилла посмотрите по окончании - да он же выглядит как похотливый старшеклассник, отведавший румяного тела самой красивой девочки в школе. Это выглядит неловко, даже если вынести за скобки родственную связь героев. Лукас отвергает все обвинения в намеренной демонстрации родственной страсти, мол, сценарий «Империи» был написан до того, как в его идеях Люк и Лея стали братом и сестрой. Однако когда вышла исправленная и дополненная трилогия, в фильм вошло много нового (и не всегда нужного), а спорный эпизод удален не был. Лукас всех обманул.

Польская Фемида - она тоже женщина. Поэтому и для нее номер имеет значение. Был третий после исполнительной и законодательной, а станет шестой. Проще говоря, "шестеркой" при исполнителях и законодателях. Собственно, в этом и заключается "пластическая операция". Или, как ее именуют в местной партии власти - "судебная реформа". Хотят придать богине правосудия нужные формы. А значит, ничем иным, кроме как заботой о "Праве и справедливости", это не продиктовано. Правда, и то, и другое - в кавычках. Потому что это и есть название самой партии власти.

Партия "ПиС" (так звучит ее аббревиатура) решила, что "ПиС" здесь всему. В смысле, голова. Сейм и сенат правящим большинством уже приняли законы, позволяющие подчинить юриспруденцию. Дело оставалось за малым. За президентом. Ведь в свое время "серый кардинал всея Польши" Ярослав Качиньский потому и сделал из Анджея Дуды главу государства, что посчитал его именно способным малым. И сейчас он, надо полагать, не подведет. По крайней мере, предложение главы Евросовета, тоже поляка, Дональда Туска встретиться и вспомнить общий язык, он уже отверг.

Из этого еще не следует, что Брюссель непременно проучит Варшаву и лишит ее голоса в Совете ЕС. Сегодня Дуда публично пообещал ветировать скандальные законопроекты. Однако в Польше знают, что это значит. Во-первых, так решил не он. А, во-вторых, тот, кто здесь все решает, если что-то задумал, то от своего не отступится. Даже если это - не его. Что он и доказал в сейме Польши, когда кто-то из оппозиции при обсуждении судебной реформы призвал его не позорить память брата Леха. Качиньский вскочил на трибуну и, молотя по ней кулаками, закричал: "Не вытирайте свои предательские рожи именем моего брата! Вы уничтожали его, вы убили его, сволочи!".

Вероятно, именно так в его представлении и должны звучать приговоры. И пусть в Евросоюзе сколько угодно считают, что Качиньский с компанией в стремлении установить контроль над судами грубо попирают принципы верховенства закона и разделения властей. Тем более, что с последним в Польше все в ажуре. Диктат Качиньского, собственно, и размножается делением. Раз - и премьером стала его ученица Беата Шидло. Два - и в президентах его подмастерье Анджей Дуда. Три - и Фемида тоже будет своим человеком. Глаза может не открывать. Ее берут на службу не за красивые глазки, лишь бы открывала рот, когда скажут.

И все это вместе - тоже разные ветви власти. Но на одном стволе. Куда он, так сказать, Качиньский, туда и ветер подует. А выдувает он, похоже, остатки здравого смысла. Страны - они же как люди. Попадаются и неуживчивые. Нынешняя Польша - из таких. Вредная, злобная, на весь мир обиженная. В каждом дворе есть такая склочница. Добра не помнит, приличий не знает, выражений не выбирает. Скандал - суть ее существования. Причем неважно с кем. С соседями по лестничной клетке или с жильцами из дома напротив. Она и в собственной квартире на всех орет, если что не по ней.

Наверное, нужна определенная смелость, чтобы не бояться рассориться со всеми вокруг. С ЕС, с Россией, даже со своими гражданами. Та смелость, в основе которой безрассудство. Ведь, скажем, с тем же сносом памятников солдатам-освободителям у Польши получается, как по Козьме Пруткову. Гений мыслит и создает. Человек обыкновенный приводит в исполнение. А дурак пользуется и не благодарит.

Выпуск приквелов к «Чужому» напоминают поиски недостающего звена. Сначала выкатили «Прометей», который оказался связан с оригинальным фильмом чуть более, чем никак. Затем «Завет», который должен был объяснить, какого, собсна, рожна, но и тут не случилось. Теперь нам обещают еще один фильм, который теперь уж точно соберет все воедино. Напрашивается мысль, что такое количество фильмов сделано не для целостности истории, а для настругания бабла.

Итак, замес: спустя десять лет после событий «Прометея» колонизаторы бороздят просторы Большого Театра направляются к тщательно выбранной планете. По пути в результате несчастного случая экипаж выходит из гибернации и получает некий сигнал с некой планеты, которая (о, совпадение) пригодна к жизни ничуть не меньше, чем выбранная для экспедиции (до которой еще пилить и пилить). Часть команды высаживается для разведки, и тут начинается месивко.

Фильм очень затянут, за два часа я успела отсидеть ногу и прочитать все статьи на википедии, периодически отвлекаясь на происходящее на экране. И даже при таком подходе я не пропустила ничего интересного заслуживающего внимания.

К поведению команды у меня претензий нет. В фильмах франшизы, снятых Ридли Скоттом (да, даже в первом), все всегда ведут себя, как идиоты. Вместо сопереживания героям я чувствую жгучее желание, чтоб они все попередохли. Когда Девид предлагает одному из персонажей подойти к яйцу с Лицехватом и заглянуть туда, вместо напряжения на меня накатывал лишь молодецкий смех. Уместно было бы до кучи предложить закрыть глаза и открыть рот.

Как бы я не «любила» Ивил Корпорейшн, которая хочет приручить зверюшку и доить из нее кислоту, ее с легкостью уделывает один поехавший андроид. Майкл Фассбендер, конечно, приличный актер, но тут он почему-то забыл, что Люди-Ч закончились, и продолжает играть Магнето.

Графика выглядит, как работа первокурсника. Ранние версии ксеноморфа сделали ужасно вырвиглазными. Видимо, чтобы подчеркнуть великолепие оригинального.

Финальный твист. Если бы фильм вышел на годик позже, я бы решила, что создатели ушли в рекурсию и сперли концовку Живого. Но поскольку это не так, имеем то, что имеем: бессмысленную моду разворачивать все так, чтобы никто не догадался было максимально предсказуемо.

На стене мерно тикают часы, отмеряя секунды. За окном пролетает очередная тачка, на миг разрывая пространство шорохом шин, соприкасающихся с асфальтом. В моей комнате сегодня необычайно жарко. Может, потому что ты рядом? Нет, я просто закрыл окно на ночь. Боюсь замерзнуть летом. Это кажется смешным, но я правда ужасно мерзну в это время года. Но этой ночью никакой холод мне не страшен. Ты же согреешь меня, правда?
Ох, о чем я сейчас думаю? Мне уже не холодно. Тело пылает огнем от твоих прикосновений, пусть ты всего лишь гладишь мой живот, очерчивая еле заметные кубики пресса. Готов уже от одного этого ощущения стонать в голос, но держусь, кусая губы. А ты лишь продолжаешь свои ласки, целуя меня в щеку. Ты настолько сентиментален или это я нетерпелив? В последнее время я стал слишком любопытным. Сплошные знаки вопроса.
Касания становятся всё горячее, опускаясь ниже, на мой пах, и от одного такого движения тихий, едва слышный стон на мгновение заглушает тиканье часов. Как ты мог так... И снова стон. Я даже не успеваю думать, как ты вновь касаешься меня там с каждым разом всё требовательнее. Долгий требовательный поцелуй, развратная самодовольная улыбка на твоем лице, и снова... Снова. Чувствую твоё возбуждение бедром, и сам возбуждаюсь, двигаю тазом, плавно изгибаясь, создавая трение между нами. Щипаешь мои соски, задрав футболку, ни на секунду не прекращая поцелуй, лишь игриво отстраняясь на мгновение, чтобы помучить меня и увидеть мое лицо. А другая рука всё еще трет мой член через ткань хлопковых шорт. Могу поспорить, что я красный как рак, даже чувствую, как горят щеки. Но ты лишь продолжаешь, а что я... Что я могу против тебя? Тем более, когда ты такой страстный... Обнимаю твою шею руками, переваливаясь на бок, толкаясь тазом в твою ладонь, бедром натирая твой член, так заботливо заводя тебя еще больше. Уже предвкушаю интересное продолжение, а ты так бессовестно отталкиваешься от моих губ, отдавая предпочтение шее, целуя теперь ее, покусывая, оставляя пятна засосов за собой. Выгибаюсь, по-прежнему потираясь о ладонь, которой ты двигаешь, надавливая в определенные места, выбирая самые чувствительные точки. Ты знаешь всего меня наизусть, но это не мешает тебе вновь касаться меня, будто открывая заново. И это мне в тебе нравится. Тебе не надоест даже самое приевшееся занятие, ты всегда будешь увлечен мною. И я в это верю, как малое дитя в Деда Мороза.
Поцелуи становятся всё ниже, убираешь руку от паха, от чего из груди вырвался недовольный полу-стон полу-вздох. Теперь очерчиваешь ладонями торс, покрывая его поцелуями, безжалостно кусая, полностью удовлетворяя все свои желания. Дыхание становится всё тяжелее с каждым твоим движением, комната наполняется нашими вздохами, тихими стонами, и никакие часы не могут нас сбить с этой чудесной мелодии тел. Прикрываю глаза, упиваясь прикосновениями, сжимаю твои волосы в кулак, из-за чего ты недовольно рычишь и кусаешь сильнее. Вздрагиваю от боли, пробежавшей по телу током, и отпускаю, поглаживая затылок, закусывая губу, чувствуя твой язык на своем животе. Но мне уже давно хотелось большего, да и тебе тоже, но всего лишь из-за твоей наглости мгновение полного слияния тел отдалялось всё дальше и дальше. Это начинало порядком бесить. Наверное, лишь поэтому вновь хватаю тебя за волосы, силой притягиваю к себе, впиваясь в губы грубым поцелуем. Теперь чувствую, ты понял мои серьезные намерения. Играть я больше не хотел, слишком сильно изнывало тело от желания.

Переворачиваешь меня на спину, нависая надо мной. В твоих глазах какая-то чудная хитрость, что хорошего не предвещало. Может быть, сегодня ты будешь излишне дерзок со мной? Этого мне и не хватало...
- Похотливая сучка...
С этими словами грубо целуешь, кусая до крови мои губы, терзая их еще больше. Не могу не ответить тебе на это, укусив за верхнюю губу. Как сорвавшиеся с цепи собаки, ей богу. Отстраняешься. Неужели переборщил? Раскаяние не успевает заполнить меня, как ты, не теряя времени, садишься мне на грудь так, что пах оказывается слишком близко к моему лицу. Но тебя это ничуть не трогало. С озорной, до жути хитрожопой улыбкой произносишь сладким, но в то же время повелительным тоном:
- Закрой глаза, открой рот.
Конечно, тут же понимаю, к чему идет дело. Но зачем так официально? Не в силах отказать, открываю рот, закрыв глаза. Не впервой минет делать, что уж там. Но уши горели, на щеках всё еще играл предательский румянец. На мгновение не ощутил твоего веса на грудной клетке, шуршание. Наверное, трусы снимаешь. Предвкушение, нетерпение и тиканье часов, капающее на мозги. Чувствую твое приближение. Момент истины. Но тут в рот падает какой-то предмет. Поперхнулся в шоке, даже привстал, скинув его с себя. И тут прочувствовал. Леденец.
- Какого хрена?!
А ты лишь засмеялся, увидев мое лицо. Ну да, конечно, давай прикалываться надо мной и ржать в самый ответственный момент! Ты как всегда. Такой непредсказуемый. И такой любимый. Черт! Кидаю в тебя подушку, ты ловишь ее и обнимаешь, продолжая ржать. Отчаяние просто захлестывает меня, видя твою самодовольную физиономию.
- Ну готовься, сукин сын...
Сжимаю руки в кулаки, опустив голову. Слышу твое тихое «Ой». Ты знаешь, что сейчас за этим последует. Пытаешься сбежать, но я быстрее. Хватаю тебя за талию, валю на кровать и щекочу. О, я знаю, как сильно ты боишься щекотки. Извиваешься подо мной, умоляя прекратить эти пытки. Но кто же тебя послушает? Моя месть страшна, ибо я тоже знаю тебя, как свои пять пальцев.
Через несколько минут мне просто надоедает. Отпускаю тебя, нежно обняв и чмокнув в щечку, переводя языком леденец, что всё это время покоился за щекой.
- Больше так не делай...
Ты улыбаешься, пытаясь восстановить дыхание, как после бурного секса, и целуешь в висок.
- Обязательно буду. Я же люблю тебя.
Знаю, что ответа тебе не нужно, ты всё и так прекрасно знаешь, поэтому просто прижимаюсь к твоей теплой груди, которая должна согревать меня каждую ночь этого лета, и прислушиваюсь к биению чужого сердца, созвучного с часами, что продолжали свой ход, разгрызая чертов леденец с лимонным вкусом.
- Но ты всё равно мне должен секс.

Что-то из старенького играет. Вроде Aerosmith. И кстати. Нам с тобой идет! Этакий саундтрек к нашим… а давай скажем душам?
Да. Наши души танцуют под классный рок. Они встряхивают волосами, это точно, приподнимают темные очки и посылают воздушные поцелуи. Наши души молодые и красивые, как мы, и может даже еще лучше.
-Нравится? Нравится тебе моя футболка?
-Да. А что это?
-Ну как же… Радуга!
-Точно. Радуга.
Под пальцами твоими лопается виноград. Рассыпается брызгами на ткани.
-Черт.
-Неет… Не черт. Это дождь! Просто под радугой пошел фиолетовый дождь.
Ты хватаешь фломастер. Водишь по футболке на моей груди.
-Смотри. Пони.
-Под дождем?
-Девочкам нравятся пони!
-Пусть будет единорог.
-Пусть будет.
-Вкусный виноград?
-Вкусный. Хочешь?
Молчу и улыбаюсь. Вообще-то мне хотелось бы, чтобы ты не спрашивал. А сказал что-нибудь вроде: «закрой глаза, открой рот». Обидеться, что ли? А хотя некогда. Некогда обижаться.
-Хочу!
-Закрой глаза и открой рот.
Что-то мокрое и горячее.
-Вообще-то. Я хотела виноград. А не губы твои. Я губ не ем.
Делаю музыку громче. И усаживаюсь на пол.
Пол холодный. Кафельный.
Ты встаешь из-за стола медленно. Как ленивый кот. Берешь тарелку. Открываешь кран. Наваливаешь от души «Фейри».
-У нас сегодня пенная вечеринка?
Мне жутко нравится, как долго и тщательно ты возишь губкой по фарфоровой поверхности. Вот кайф. Aerosmith. Мужчина, который моет посуду не спеша, чтобы я как следует насладилась моментом. Луна, вылезающая из облаков так скромно, хоть ночь и белая. Что еще? Сирень в вазе. Единорог на майке. Виноград вместо вина. Сегодня все супер правильно.
-Все супер правильно – говорю.
-М?
-Вечер такой. Супер правильный. Тебе остается только встать на колено. И дать мне кольцо.
-Нет же кольца.
-Ну… люди делают. Из фольги, например.
-А еще чего?
-Руку и сердце, конечно.
-Так мне они самому нужны.
Я знаю. Тебе так хорошо. Когда и рука и сердце на месте. Оставь их себе, пожалуйста.
-Встань с пола.
-Зачем? Лучше ты ко мне.
Безропотно садишься рядом. Наши души начинают рок-н-роллить вместе. За пульсы хватаются. Может быть, даже целуются. Под сиреневым дождем.
-Тебе надо завести кота.
-Да ну?
-Чтобы терся о колени.
Я наклоняюсь. Трусь носом о твои колени. Ты смеешься. А смех твой с хрипотцой. Как и весь ты, впрочем. Чуть-чуть надтреснутый.
Ну вот. Несуществующая «кукушка» на часах говорит «куку».
-Детям пора спать.
-Давай как будто у нас мальчик и девочка? Близнецы.
-Я грею им молоко.
-А я рассказываю сказку.
-О чем?
-Конечно же, о нас с тобой.
-О том, как я не сделал тебе кольцо из фольги?
- О том, как мы с тобой слушали старую-старую музыку (они сделают большие глаза) и смотрели, как всходит луна. Кто его знает? Может быть, у наших близнецов где-нибудь там и луны вовсе нет.
-Как нет луны? Как нет луны?
Твоя очередь делать большие глаза.
-Бессовестная. Ты можешь лишить наших детей чего угодно. Но только не луны.
-Согласна. Луна есть. А давай розовая? Классно же. Розовая луна…
Молчим. Ты треплешь мне челку. Я зеваю. Раз зеваю. Два зеваю. Глубоко.
-Кажется. У единорогов наступила ночь.
-Кажется – виновато улыбаюсь. Тени под глазами.
-Кажется. Мне пора.
-Можно, я тебя провожу?
-Нет. Лучше – так.
Ты сцапываешь меня в свои бесконечно могучие руки. Так тепло и тепло становится. Что я сразу же засыпаю.
Я сразу же засыпаю, и поэтому не помню, что потом.
Кажется, ты укладываешь меня в постель. Кажется, укрываешь одеялом по самые уши. Кажется, предлагаешь молока. Но я уже ничего не могу тебе ответить. Кажется, я только улыбаюсь так: чуть-чуть.
И думаю о том, как же все-таки хорошо. Когда твоя рука. И сердце. Принадлежат тебе.
И только.